На днях в колонии строгого режима ИК-7 города Сегежи в Карелии должна состояться свадьба политзаключенного, бывшего директора «Открытой России» Андрея Пивоварова и его невесты и соратницы Татьяны Усмановой. В июле 2022 года Пивоварова приговорили к четырем годам заключения за руководство «нежелательной» организацией. По просьбе «Холода» Устинова рассказывает, как и почему они решили пожениться, не дожидаясь окончания срока, как она готовится к церемонии и что это вообще такое — бракосочетание в колонии.
31 мая 2021 года около восьми вечера Андрей позвонил мне и сказал, что к трапу самолета, в котором он сидит, подъезжает машина ФСБ и что это явно по его душу. В этот момент я уезжала с сестрой и племянницей с дачи, где мы праздновали 91-й день рождения бабушки. Сама я не оказалась в том же самолете только потому, что не могла пропустить семейный праздник и потому что через несколько дней у друзей была свадьба, на которую тоже очень хотелось попасть.
Накануне мы договорились уехать из Москвы на пару недель, чтобы отдохнуть от эшников, которые толпами ходили за нами, да и в целом хотелось как-то выдохнуть. Андрей собирался баллотироваться в Государственную думу, и на тот момент мы уже много месяцев не разговаривали нормально дома или в машине, потому что было понятно: везде стоит прослушка. Андрей хотел, чтобы я стала главой его предвыборного штаба, мне эта идея вообще не нравилась, — все это нужно было обсудить вне Москвы.
После ареста Андрея отправили в Краснодар. Уголовное дело возбудили именно там — наверное, затем, чтобы как можно меньше журналистов было на судах. Так-то Андрей из Петербурга и до этого был в Краснодаре всего пару раз.
Очень скоро стало понятно — по крайней мере мне, — что расписываться нам придется, потому что понятий «партнер», «подруга» или «девушка» для судей не существует. На их языке это «вы ему никто». Но процесс сильно затянулся. Андрей на тот момент был еще официально женат, и для начала ему нужно было развестись, что заняло очень много времени. На свободе-то это все нелегко, а из СИЗО, когда каждой бумажки ты ждешь по 30 оговоренных законом дней, совсем сложно.
С первого дня мы писали друг другу письма почти каждый день. Когда у вас через неделю свадьба, хочется написать, что все они были только о любви. Но это будет лукавством. Тюрьма — это стресс для обоих, и за прошедшие два года мы успели много раз вдрызг разругаться, потом помириться, опять поругаться и в конце прийти к идее о том, что если мы смогли сохранить отношения во время всего этого ада, то, значит, прекрасно подходим друг другу.
Летом 2022 года Андрея приговорили к четырем годам за руководство «нежелательной» организацией. Окончание судов означало, что Андрея скоро переведут из СИЗО в колонию, а там разрешены свидания по трое суток, на которые может попасть только родственник. Собственно, поэтому регистрация брака стала необходимым шагом. Учитывая, что за последние два года нам не дали ни разу даже поговорить по телефону, а судья кричала на меня, если я ему просто улыбалась, увидеться хочется очень сильно.
В наших отношениях уже больше двух лет нет никакой приватности. Общаться мы можем только через письма, которые мало того что идут неделями, так еще и проходят через цензора. Жить без ежедневной поддержки от одного из самых близких людей, без возможности посоветоваться, поделиться чем-то — это, пожалуй, одно из самых сложных испытаний для меня за это время. А понимать, что в твои довольно откровенные письма кто-то лезет, читает их, наверняка копирует и показывает «кому надо» — просто отвратительно.
В январе этого года Андрея этапировали в Карелию и сразу отправили на три месяца в помещение камерного типа (ПКТ), выдумав несколько нарушений. Этот режим, кроме всего прочего, подразумевал отсутствие свиданий. Только в конце апреля Андрея перевели на строгие условия — в такую же одиночную камеру, но с возможностью несколько раз в год видеть семью. Не хотела становиться экспертом в этом вопросе, но Андрей сидит очень и очень плохо. Так, как его, не изолируют почти никого из политических заключенных.
Кстати, официально никакого предложения Андрей мне не делал! Свадьбу мы обсуждали в формулировках «надо решить эту проблему». Из-за всех этих «подарочков» от властей Андрей смог получить подписанное начальником ИК заявление на регистрацию брака только в июне. В колонии расписывают раз в месяц, причем коллективно — есть один день, когда сотрудница загса устраивает там выездные церемонии. Мне пришлось съездить в Сегежу, чтобы отдать и свои, и его документы. До последнего не верила, что у меня их примут. Опыт этих двух лет показывал, что плохие сюрпризы ждут меня на каждом углу, потому что задача «другой стороны» — сделать мою жизнь еще более невыносимой.
Володя Кара-Мурза (оппозиционный политик и публицист, приговоренный к 25 годам колонии строгого режима. — Прим. «Холода») рассказал мне, что в советское время политзаключенному Александру Гинзбургу пришлось добиваться разрешения на свадьбу несколько лет. В итоге сел на голодовку сначала он, а потом в знак солидарности вся колония. Свадьбу разрешили.
Мои документы приняли всего лишь после небольшой дискуссии. В день свадьбы я должна приехать к 08:30 к загсу, забрать на машине тетушку и отвезти ее в колонию, чтобы она нас там расписала. Судя по роликам на ютубе, которых я пересмотрела великое множество, церемония займет минут пять и вряд ли нам разрешат даже обняться. Слышала об истории, когда жениха заперли в «аквариуме», как на суде, чтобы они с будущей женой были как можно дальше друг от друга.
Из-за всех этих печальных обстоятельств у меня долго было ощущение, что я не замуж выхожу, а иду к нотариусу подписывать очередные документы. Чтобы хоть как-то почувствовать приближающуюся свадьбу, решила пойти выбрать кольца. Накануне попросила Андрея померить палец бумажкой и прислать мне размер в письме, обведя контуры. Сделал он это как-то так, что оказалось, что таких колец не бывает. Пришлось переделывать. Я ходила по ювелирным, как в грустной сказке, где герой должен пройти испытания, но у него никак не выходит. В первом магазинчике меня спросили: в какой день может подойти жених, чтобы они померили его палец сами, а иначе никак нельзя. Во втором спросили, уверена ли я, что выбранные кольца понравятся жениху, и посоветовали позвонить ему по видеосвязи и одобрить. И опять потребовали предъявить палец будущего мужа. Так как стресса в моей жизни и так достаточно, я решила заказать кольца по интернету.
С платьем тоже сложно. В инстаграме нет фэшн-обзоров на тему «Свадьба в колонии», вдохновение черпать неоткуда. Так что остановилась на просто летнем белом. Правда, оказалось, что в Сегеже в конце июля днем +14, так что сверху придется, наверное, надевать свитер. Но Андрей вообще будет в тюремной робе, так что не мне жаловаться.
Проблем с тем, кого позвать на вечеринку, тоже нет. Во-первых, почти все наши друзья были вынуждены уехать из страны, а, во-вторых, на церемонию и так никого не пустят. Фотографироваться, кстати, тоже будет нельзя. Слышала, что на свадьбы тратят огромные деньги, для чего даже берут кредиты. Спасибо ФСБ за то, что сняла с меня все хлопоты и позаботилась о сохранности семейного бюджета.
В целом мне кажется, что ничего суперстрашного и плохого не происходит. Оба мы живы-здоровы и обязательно скоро будем вместе у нас дома. Правда, приятельница на днях написала: «Ну да подумаешь, фигня какая, свадьба в тюрьме в Сегеже с политзаключенным в разгар катастрофы — у каждого второго такое было».
Сейчас главные чувства — это усталость и раздражение. К сожалению, за ними теряется остальное. Я бы хотела с трепетом ожидать свадьбы, отправлять подружкам ссылки на сережки и туфли и спорить с Андреем, какими цветами украсить столы. Но нет. То, что люди, посадившие Андрея, уже украли у нас несколько лет жизни, за которые я могла бы родить ребенка, останется на их совести. Андрей мне много раз писал: «Мы обязательно нормально отметим, как только я выйду». Кроме свадьбы, на сегодняшний день нам предстоит отметить два Новых года и кучу его, моих и всей нашей семьи дней рождений.
Сообщение «В инстаграме нет фэшн-обзоров на тему “Свадьба в колонии”» появились сначала на Журнал «Холод».