1 year ago
83
Хотели бы вы попробовать тикритский рыбный суп прямиком из родных мест Саддама Хуссейна? Или лучше запеченную целиком козу, фаршированную рисом, картофелем, морковью и горохом? Да, возможно, блюдо на любителя. Но угандийский диктатор, фельдмаршал Иди Амин, был экстравагантным человеком. В меню есть приготовленное по особому рецепту мягкое печенье шекерпаре. Оно очень поднимало настроение Энверу Ходже, который по «сталинским методичкам» управлял Албанией 40 лет. А на десерт подойдет салат из папайи. Им, кстати, любил закусить Пол Пот, когда ненадолго отвлекался от геноцида в Камбодже. Все они (и примкнувший к этой компании Фидель Кастро) — герои книги польского журналиста Витольда Шабловского. Для разговора о диктаторах он нашел довольно неожиданных собеседников — личных поваров, которые знали о вкусах вождей всё и нередко наблюдали за ними «через кухонную дверь».
Кулинарно-политический нон-фикшн. „
Исследование тоталитаризма с перерывами на весьма изысканные приемы пищи. Все рецепты в книге есть. Кое-что можно даже приготовить к столу.
Если, конечно, истории кровавых гурманов аппетит не испортят. Но для тех, у кого перед наступлением 2023-го ожидаемо не появилось праздничного настроения, «Как накормить диктатора» предлагает серьезный вопрос: «Как, из каких личностных ингредиентов готовятся сами диктаторы?» К поварам Шабловский тоже приглядывается. Пытается понять, сумели ли они переосмыслить трудное прошлое. Поскольку авторские умозаключения вслух не проговариваются, читателю придется провести собственное расследование. Да, в кулинарно-политическом супе книги явно чувствуется детективная нотка. А еще приправа из книги-путешествия. В каждой главе журналист показывает и самочувствие стран, которые в недавнем прошлом переболели диктатурой.
««Матрасом» его прозвали потому, что он всегда старался всё смягчить, уладить. Он был мягкий, и в этом заключалась его сила… Даже улыбка у него была ласковая. Пол Пот был сама доброта», — делится впечатлениями от первой встречи с тогда еще революционным командиром его молодая повариха Йонг Мыан. Про очаровательную улыбку она скажет еще не раз и даже сравнит ее с улыбкой новоявленного чемпиона мира Лионеля Месси. Это звучит неожиданно. Но еще удивительнее то, что каждый из диктаторов умел располагать людей к себе.
Пол Пот (справа). Фото: History/Universal Images Group via Getty Images В хорошем настроении Саддам Хуссейн регулярно одаривал подчиненных деньгами. А раз в год непременно покупал каждому новый автомобиль. Захвативший власть в Уганде военный Иди Амин действовал похоже. В три раза поднял своему повару («мастеру запеченной козы») зарплату, делал роскошные подарки, нахваливал обеды, а заодно горячо подталкивал к многоженству. «Я знал, что многим моим знакомым пришлось бежать из страны, а когото убили, в том числе моего друга… Ты спрашиваешь, как я мог готовить для такого чудовища. У меня было четыре жены, пятеро детей. Амин привязал меня к себе так, что я не мог уйти; я даже не заметил, как он это провернул… Я полностью от него зависел, и он об этом знал. Точно так же он делал зависимыми от себя охранников, министров и даже друзей». Иногда диктатору обязательно нужно быть с приближенными «хорошим парнем». Он должен понравиться им — это «пряник». Но и без кнута, разумеется, не обойтись.
Несколько дней Хуссейн был весел и заботлив. Потом вдруг менялся до неузнаваемости, превращаясь в жестокого самодура. Заставлял Абу Али каяться и штрафовал за якобы пересоленные блюда. А вскоре опять нахваливал точно такие же. Удобная черта характера! Иди Амин добивался похожего эффекта, запираясь с трупами врагов и подыгрывая мифу, будто за закрытыми дверями он пожирает их плоть. Диктатору полезно выглядеть в меру безумным — алогичным и непредсказуемым. Стабильная нестабильность. Подданных должно постоянно сковывать пугающее чувство неопределенности, которая в любой момент может обернуться как наградой, так и наказанием. Качели — от страха к надежде и обратно — делают их послушнее.
Но главное — убедить привязанного к качелям человека в том, что он не в силах повлиять на направление их полета. С этим отлично справлялся албанский лидер Энвер Ходжа. Каждое утро его сотрудники должны были проводить сеансы самокритики: «Даже если мне казалось, что я всё сделал правильно, всё равно приходилось в чемнибудь повиниться… И врачи, и официанты, и девушка, ухаживавшая за цветами, — оправдывались все». Вряд ли ежедневный поиск своих недостатков укрепляет самоуважение. Какие бы немыслимые кулинарные вершины ты сегодня ни покорил, завтра непременно придется каяться за просчеты. Что в этой системе вообще зависит от твоих действий? Диктаторы из книги Шабловского — ловкие и тонкие манипуляторы. Для того чтобы удержать власть, им нужны особые психологические условия. Все кнуты и пряники должны растворяться в воздухе, вместе с кислородом проникать в мозги подданных и управлять ими изнутри. Впрочем, даже если на какое-то время диктатор справился с этой безумной задачей, вздохнуть с облегчением он всё равно не сможет. Не так-то легко контролировать воздух. А ставки высоки.
Вообще, стремление охватить всю, до мельчайших деталей, реальность, чтобы как можно дольше удушать ее в объятиях, — характерная черта тирана. Может быть, именно контроль над внешним миром, со всеми его внутренностями, дает диктатору желанное ощущение полноты власти. Но реальность — какая досада! — постоянно сыпется между пальцами, дергается и норовит выскочить из «сильных рук». Обратная сторона одержимости контролем — недоверие. Когда повар Энвера Ходжи едет в родной город к матери, за ним следят два агента тайной полиции, а за ними — еще двое. Судно, выходившее в море, чтобы наловить албанскому лидеру рыбы, тоже не оставалось без «поддержки». Два соглядатая на борту. А сзади еще два судна — для соглядатаев за соглядатаями. Сразу вспоминается финальная сцена куваевского мультика «Доппельгангер», где Хрюндель идет на работу в сопровождении цепочки силовиков, каждый из которых контролирует предыдущего.
Семья Саддама Хуссейна. Фото: Iraqi State Television Саддам Хуссейн изначально старался окружить себя земляками из Тикрита. Но с годами подозрительность диктатора усугублялась. Когда страна его стараниями оказалась на пороге голода, он решил обзавестись десятками роскошных дворцов. Это для маскировки — чтобы никто не знал, где он сейчас прячется. В каждом дворце создавалась полная видимость жизни: работала прислуга, а повара ежедневно готовили завтрак, обед и ужин, чтобы вечером благополучно их выбросить. Как-то раз к ломящейся от яств свалке пробрались голодные местные жители. Конечно, их арестовали и избили — нечего подданным на президентское посягать. Гуляя среди руин одного из таких дворцов, Шабловский рассказывает: Хуссейн побывал здесь всего дважды, оба раза — со своими поварами, а здешних на всякий случай запирали в комнатах. Их стряпни иракский гурман так и не отведал.
Не доверяя ни обществу, ни приближенным, диктаторы самолично берутся за решение вопросов примерно из всех областей жизни. И редко бывают компетентны хотя бы в одной. Но попробуйте рассказать им об этом — тут же окажетесь «иноагентом». Демотивированные специалисты, понурив голову, слушают и скрепя сердце выполняют мудрые указания любимого руководителя. А он чем дольше находится у власти, тем отчетливее понимает: «Кто, если не я?» Народец-то вокруг слабый. Эта черта стала главной причиной неудачи Хуссейна в затяжной ирано-иракской войне. „
В книге Шабловского такая «сверхкомпетентность» наиболее ярко показана на примере Фиделя Кастро. «Он всё всегда знает лучше всех», — жаловался один из его поваров.
Расхожая фраза, но в случае Команданте в ней почти нет гиперболы. Фидель — само воплощение микроменеджмента. «Он был уверен, что лучше всех разбирается в бейсболе, политике, орошении полей, возделывании риса, производстве сыра, истории, географии, рыболовстве и всех прочих областях». В «Как накормить диктатора» собрано много фактурных историй, которые одновременно являются и метафорами. Таков, например, сюжет о Кастро и корове-рекордсменке, дававшей аномально много молока. Казалось бы, всё сделал выдающийся руководитель: заставил всех чиновников навестить ее, научил ученых кормить, доить, ухаживать, включал корове музыку, даже подбил менее продуктивных животных тестировать ее еду на предмет отравления. В общем, устроил настоящий культ коровьей личности. Даже государственная газета регулярно печатала репортажи о великих надоях героини труда. Но корова отчего-то вскоре заболела, и ее пришлось усыпить. Получается, недоглядел всё-таки.
Откуда берется эта маниакальная жажда властвовать, удерживая реальность под неусыпным контролем? Может быть, дело в том же недоверии. Только более глобальном — к жизни как таковой, непредсказуемой и угрожающей. Такой, от которой нужно постоянно защищаться — завоевывать безопасное место, выгрызая свое право быть. Чем скорее ты пробьешься на вершину, тем сложнее «им всем» будет до тебя добраться. Легко так подумать — сложно вовремя распознать в этой задумке иллюзию.
Один из героев книги, повар Иди Амина Отонде Одера, несколько раз повторяет: «Еда — это власть». Доказательств хватает. Хуссейн говорил, что «полные животы не устраивают революций», и до поры действительно заботился об их сытости. Красные кхмеры Пота, наоборот, проводили «политику голода», выдавая переселенным в сельскую местность гражданам мизерные порции риса. Голодный — всегда потенциальный бунтовщик. Но полуголодный, наоборот, играет по правилам, не отвлекаясь на вольнодумство от добычи следующей порции. Впрочем, формулу Одеры можно прочитать и как очередную метафору — причем сразу всей книги. Какого именно питания требует организм диктатора?
Саддам Хуссейн настаивал, чтобы Абу Али научился делать его любимый тикритский рыбный суп. Нужно было готовить его строго по рецепту жены Саддама Саджиды, дочери его дяди. Детство диктатора было несчастливым. Жесткая среда. Отец ушел из семьи, а отчим заставлял Саддама воровать, издевался и регулярно избивал его. Только когда дядя забрал мальчика к себе, он обрел нормальную семью — свой дом. Там часто готовили такой рыбный суп, и Саджида знала, как именно. Повар Энвера Ходжи втайне от диктатора просил у его сестры рецепт шекерпаре. Оно должно было иметь тот же вкус, что и печенье мамы диктатора. Ходжа очень любил его и, по мнению повара, даже отказывался от некоторых казней после этого блюда. Сам Отонде Одера обладал редким навыком. В молодости он работал прислугой у английской семьи, которая научила его мастерски готовить европейские блюда. Вскоре первый лидер освобожденной Уганды Милтон Оботе сделал его своим поваром именно за это умение. Его же высоко ценил Иди Амин. Когда английские гости спросили у президента, белый ли у него повар, тот засмеялся и ответил: «Он такой же белый, как я». «Английские пилоты не переставали изумляться, а Амин раздулся от гордости. Он страстно хотел доказать белым, что черные ничуть не хуже их».
Иди Амин. Фото: Bernard Gotfryd Как-то раз угандийский властитель попал в аварию, но отделался легко. Одна из взволнованных жен оделась, чтобы поехать к нему. Но тут диктатор вернулся сам и избил ее с криком: «Вырядилась?! Думала, я умер?!» Похоже, Амину в принципе было сложно представить, что кто-то может о нем беспокоиться. Пол Пот с головой и навсегда ушел в революцию после болезненного расставания с подругой юности. О том, что Фидель в 13 лет примкнул к восстанию рабочих против собственного папы-фермера, в книге Шабловского не рассказывается. Зато говорится, что ферму, которая была отцовским делом жизни, он национализировал одной из первых, а матери оставил только маленький дом. Известно, что Фидель боялся оставаться с ней наедине и обменивался исключительно общими фразами.
Тяга к тотальному контролю, конечно, возникает из страха — из острого чувства незащищенности перед миром. Сопоставляешь вкусы диктаторов, детали их биографий и, кажется, нащупываешь. Причина этого чувства — в отсутствии любви и забвении какого-то интуитивного знания о ней. То ли дело в нехватке теплого и чуткого родительского отношения в раннем детстве. То ли в травмирующем опыте, который убедил: жизнь — это и есть неизбежная драка. Все слышали, как нужно поступать в такой ситуации. Может быть, верно и то, и то. Так или иначе, у диктатора не находится внутреннего противоядия, способного поколебать его пугающую картину мира-войны. Впрочем, диктатором он становится не сразу. Только тогда, когда противоядия нет и у общества. „
«Что помогло им прийти к власти?» — спрашивает Шабловский про своих героев. Ответы совпадают почти дословно — безжалостность.
И в этом совпадении, конечно, нет ничего странного. Внутри мира-войны сопереживать некому. Ни единой живой души — сплошь движущиеся цели. Жертвы и их дети тоже появляются в книге. В Албании журналист разговаривает с Йованом, чей отец был расстрелян по ложному обвинению. Йован пытается хранить память, в повседневности специально воспроизводит привычки отца и даже добился встречи с его убийцами. Только никто из них так и не смог вспомнить, где именно находится могила. Но поиски, конечно, не прекращаются. А в Камбодже собеседниками Шабловского оказываются разлученные братья Прак и Кеу. Красные кхмеры сознательно разделяли семьи, отправляя родных в разные коммуны. Первое воспоминание Прака — смерть матери. Кеу рассказывает про голод и запретную (вполне могли расстрелять) охоту на грызунов: «Для нас печеная крыса была деликатесом. Потом я ел в разных местах — в Бангкоке, в Пекине, бывал в понастоящему дорогих ресторанах, но для меня ничто не сравнится с теми крысами». Эти вставные разговоры вспарывают приглаженную реальность поваров и обнажают народную катастрофу. Ее масштаб едва ли можно было осознать, выглядывая из окон дворцовой кухни. Как и долговечность всё еще болящих и подтачивающих общество спустя десятилетия травм.
Но что же сами повара, которых одни читатели непременно отнесут к сподвижникам режима, а другие — к его жертвам? Их судьбы сложились не слишком благополучно. Прошлое держит цепко и, кажется, само, как призрак диктатора, слепило за них всю последующую жизнь. Абу Али много лет скрывался от американцев и до сих пор опасается их. Одера вернулся в родную кенийскую деревню, стал очень религиозен и с трудом сводит концы с концами. Албанец К. просит журналиста удалить все фото с собой, скрывает имя и город, где держит небольшой ресторан. Не факт, что сограждане оценят его кулинарные достижения во дворце человека, из-за которого вся остальная страна голодала. Флорес, один из поваров Кастро, страдает от нервного заболевания и с трудом складывает предложения, постоянно повторяя, что за ним могут прийти. Только у второго кулинара Команданте дела идут относительно неплохо.
И тем не менее все, кроме просветленного Одеры, не готовы увидеть в своих бывших начальниках негодяев. Некоторые вещи, наверное, слишком сложно признать и осмыслить — особенно если они касаются твоей собственной жизни и человека, практически ее поглотившего. Примерно как запеченную козу. Диктаторы продолжают требовать свою порцию даже после смерти. Повариха Йонг Мыан идет на могилу покормить кисло-сладким супом и жареной курицей любимого человека с улыбкой Лионеля Месси. Острая сцена. Одновременно трогательная, жуткая и грустная. Потому что поздно. А когда-то, наверное, не хватило именно этой порции.
