«Подумала, что просто пью слишком много кофе»

1

В среднем менопауза наступает после 45 лет. Однако, по некоторым данным, почти у каждой десятой женщины она происходит раньше, иногда даже в молодости, и это может сильно повлиять как на ее здоровье, так и вообще на жизнь. Женщины, которым пришлось столкнуться с ранней менопаузой, рассказали «Холоду», отчего это произошло и с чем им пришлось бороться.

Мы не называем фамилии героинь по их просьбе.

Когда мне было 12, у меня возникла резкая боль справа в животе. Родители подумали, что это аппендицит, вызвали скорую. Оказалось, что это киста яичника, но она была совсем небольшая, и с операцией не торопились. К 17 годам она выросла до шести сантиметров в диаметре. Мне сделали лапароскопию (малоинвазивный метод хирургического лечения, без больших разрезов через небольшой прокол в районе пупка. — Прим. «Холода»). Меня сразу предупредили, что после этой операции есть риск ранней менопаузы, и посоветовали не затягивать с беременностью, если я планирую иметь детей.

После операции цикл у меня стал нерегулярным, а симптомы ПМС более сильными. Так я прожила 11 лет, но мое состояние постепенно ухудшалось: начались резкие перепады настроения, кожа стала сухой, участились головные боли. Периодически на меня накатывала такая усталость, что даже просто приготовить еду стало тяжело, как будто на Луну слетать. Тогда я не связала это все с приближающейся менопаузой и пыталась лечить симптомы по отдельности.

Когда мне было 28 лет, я записалась на прием к гинекологу-эндокринологу и сдала анализы на гормоны. Врач сказала, что уже лет через пять меня ждет полноценная менопауза. Она прописала мне КОК (комбинированные оральные контрацептивы. — Прим. «Холода»): их прописывают женщинам во время перименопаузы (период, начинающийся с появления первых изменений в организме или симптомов и продолжающийся до менопаузы. — Прим. «Холода»). Я принимала их четыре года, но в какой-то момент стала чувствовать себя хуже и засомневалась, что они мне все еще подходят. Я обратилась к другому врачу, и мы решили прекратить прием препарата и попробовать подобрать что-то получше. Так я временно осталась без гормональной поддержки — и в 32 года узнала, что такое настоящая менопауза.

Во-первых, у меня появились приливы (ощущение сильного жара в верхней части тела и в лице, которое обычно объясняют кратковременным сбоем терморегуляции. — Прим. «Холода»). Я могла просто идти по улице и вдруг, как цунами, меня накрывало волной пота и жара, я мгновенно становилась абсолютно мокрой. Как будто меня с головой поместили в кастрюлю с супом и добавили огонька. Прилив мог накрыть меня при малейшем волнении, например, если не оказывалось мелочи на проезд. Особенно неприятными были приливы по ночам — у меня были заготовлены майки и чистые простыни, которые я меняла несколько раз за ночь.

Еще добавились проблемы с ЖКТ: я постоянно бегала в туалет, еда не усваивалась, один раз даже пришлось вызвать скорую, когда мой организм не мог удерживать даже чай. Я прошла колоноскопию, но никаких объективных причин для диареи не нашлось, и мне поставили диагноз «синдром раздраженного кишечника».

Я поняла, что уже не могу нормально функционировать, а ведь у меня есть ребенок, мне нужно полноценно зарабатывать на жизнь, заниматься бытом. Дочь я родила в 21 год, вскоре после того, как вышла замуж. Мы с мужем развелись, когда дочери было девять лет. Он занимался бизнесом и, к сожалению, у него не было стабильного дохода: первое время дела шли неплохо, но потом ситуация ухудшилась. Как таковой поддержки я от него не получала. Он уезжал каждые выходные на протяжении нескольких лет работать в другой город. Я оставалась одна с ребенком, так что почти все заботы, бытовые и финансовые, легли именно на мой плечи.

После развода я сменила несколько мест работы. Сначала я связывала это с выгоранием, а не с общим состоянием организма, но на каждой новой работе я снова довольно скоро «сгорала».

Дошло до того, что я уже не могла нормально спать, у меня были постоянные мышечные зажимы, и я обратилась к неврологу. Мне прописали антидепрессанты. Врач сказала, что у меня полностью исчерпан ресурс нервной системы: нужно или уехать куда-то на восстановление — гулять по лесу, кормить белочек, — или все-таки начать принимать медикаменты. Но они сработали не сразу: мешали гормональные препараты, которые я стала принимать в то же время.

В то время я начала интересоваться лечением преждевременной менопаузы, прочитала много источников на английском. Чтобы делиться этой информацией, я завела канал в телеграме. Я чувствовала потребность открыто говорить на тему женского здоровья. Мне было мучительно ощущать, что у меня нет контроля над ситуацией. Когда все это случилось, я не понимала, что происходит, что может мне помочь, думала, что я одна такая. А ведь практически каждая женщина проходит через похожее — просто вопрос когда.

Меня совершенно не пугало, что я вынесу все свои личные проблемы на обозрение окружающим. Может быть, потому что я прошла через кучу врачей и в определенный момент просто перестала стесняться. Я очень злюсь оттого, что даже обычный прием у гинеколога в нашей культуре связан с чувством стыда — это ведь физиологические процессы, которые есть у всех. Был случай, когда врач мне сказал, что все мои проблемы из-за того, что я с 18 лет живу половой жизнью. Но ведь это полная чушь: речь шла даже не о половых инфекциях, а о гормонах.

Изначально я начала писать о климаксе в инстаграме, где на меня подписаны знакомые. Я подумала: ну и что, зато мой опыт, может быть, поможет кому-то из них. Потом перешла в телеграм. У меня нет дохода от блога — я вижу в нем свою миссию. К тому же я получаю довольно много обратной связи, чувствую, что я не одна. Это помогает и мне, и читателям. Был период, когда мне казалось, что я вообще одна на этом свете, — а теперь я больше этого не чувствую.

Наши отношения со вторым мужем начались, когда у меня был самый тяжелый период менопаузы, так что он видел меня в самом разном эмоциональном состоянии. Мы много это обсуждали, даже ходили на парную психотерапию. Я постоянно повторяла ему: мне тяжело, я хочу вернуться в нормальное состояние и перестать выносить ему мозг, но дело не в нем, а именно во мне. Если что-то будет не так именно в наших отношениях, я тебе обязательно скажу. Сейчас у нас все хорошо. И мама, и муж меня поддерживают. Муж даже более спокойно обсуждает гинекологические проблемы, чем я. Когда я называла менструацию «делами», он говорил: «Какие дела? Месячные у тебя». Мы спокойно можем обсудить все, что со мной происходит. Я ему за это очень благодарна, потому что в моей семье тоже культивировался стыд: не дай бог, кто-то из мужчин увидит твою прокладку.

Я очень рада, что в 21 год успела родить дочку. Позже, наверное, у меня бы уже не получилось родить. О втором ребенке я сначала не задумывалась, занималась карьерой и семьей с первым мужем. А к тому моменту, когда мы могли бы с моим нынешним мужем задуматься о детях, к сожалению, у меня уже случилась менопауза. Мы обсуждали возможность сделать ЭКО, но отказались от этой идеи из-за того, что пришлось бы использовать донорскую яйцеклетку.

Самыми тяжелыми для меня были эмоциональные проблемы, депрессия: когда кажется, что твоя жизнь стала пустой и безнадежной, а ты сама никчемной. Это очень трудно преодолеть.

Сейчас я занимаюсь спортом, хожу в бассейн, постоянно работаю со своим умом — что-то читаю, анализирую. Конечно, помогает гормонозаместительная терапия, но в целом это комплексная работа. Скорее всего, я буду принимать гормоны еще лет 20: столько времени они могут быть эффективными в случае раннего климакса. Сейчас заместительная гормональная терапия все чаще применяется при лечении менопаузы. Благодаря гормонам можно избежать таких проблем, как остеопороз, атрофия влагалища, преждевременное старение.

Мне кажется, за это время я поняла кое-что важное: на первое место в своей жизни нужно ставить себя. У женщины традиционно, особенно в нашей культуре, сначала дети, муж, работа — все, что угодно, а не она сама. Я бы хотела, чтобы эта ситуация изменилась и женщины, в менопаузе в том числе, стали видимыми и повысили свое качество жизни.

Фото: Jyotirmoy Gupta / Unsplash

В 13 лет у меня начались месячные, все было нормально и не предвещало никаких проблем. Но уже около 16 лет проблемы появились: месячные стали нерегулярными, могла быть пауза до полугода.

Врачи говорили, что нужно подождать, что такое бывает у подростков и к 18 годам все должно наладиться. Но получилось наоборот: в 18 лет месячные у меня полностью прекратились, и врачи не смогли сказать, в чем дело.

Я начала проходить обследования, но все разводили руками. Просто поставили диагноз — аменорея (это не диагноз, а симптом: отсутствие менструаций в течение трех и более менструальных циклов у женщины. — Прим. «Холода»), а причину так и не назвали. Так что можно сказать, что менопауза у меня наступила в 18 лет. Однако никаких симптомов, характерных для менопаузы, у меня не было — может быть, из-за раннего возраста. Только месячные прекратились — и все.

В 22 года я вышла замуж. Мы с мужем хотели детей, ходили по врачам, я снова проходила обследования, но врачи опять только руками разводили. Я продолжала надеяться, что все-таки смогу забеременеть. Но где-то внутри уже было предчувствие, что своих детей у меня не будет.

Перед свадьбой я сказала мужу о своей проблеме, но тогда я еще не думала, что безнадежна, ведь врачи говорили, что еще надо посмотреть, разобраться. Муж ответил, что в таком случае будем продолжать ходить по врачам и пытаться завести ребенка. Прошло несколько лет, но врачам так и не удавалось найти причину. Я все равно ходила по гинекологам: не могла смириться с тем, что не могу забеременеть. Родить ребенка было моей самой большой мечтой.

Когда мне было 26, мы с мужем попытались сделать ЭКО в Москве, с донорской яйцеклеткой. Но тогда врачи еще не смогли поставить мне верный диагноз, и, вероятно из-за недостаточной гормональной поддержки, совсем ничего не получилось.

Вскоре после этого мы переехали в Германию, где у мужа были родственники. Там после обследований мне сказали, что у меня синдром Шерешевского-Тернера (хромосомное заболевание, для которого характерно либо полное отсутствие одной хромосомы, либо наличие дефекта в одной из Х-хромосом. Подавляющее большинство женщин с синдромом Тернера бесплодны из-за преждевременной недостаточности яичников. — Прим. «Холода»).

Через несколько лет мы с мужем разошлись. Не думаю, что развод был напрямую связан с отсутствием детей, это была скорее дополнительная причина: он оказался слабохарактерным человеком, в наших отношениях я всегда была инициатором, и мне это надоело. Когда дошло уже до ненависти между нами, я ушла. Но детей он очень хотел, это да.

В Германии в приоритете все-таки сам человек, а не наличие у него детей, а родственники мужа постоянно спрашивали: когда уже дети, почему нет детей? Это было очень тяжело. Я не знала, что отвечать. В итоге я в подробности не вдавалась и особенно с ними переживаниями не делилась. Но в принципе я их тоже понимаю: его мама хотела внуков и жалела своего сына.

Примерно тогда же я все-таки начала принимать гормоны. Уже потом врачи мне сказали, что их надо было принимать лет с 11 при моем диагнозе: и женские гормоны, и гормоны роста. Одно из самых ярких проявлений этого синдрома — маленький рост. Мой — 150 сантиметров, и для людей с синдромом Тернера такой рост считается достаточно высоким (обычно рост около 142 сантиметра. — Прим. «Холода»). Может быть, это тоже повлияло на то, что в детстве ничего не заподозрили.

С тех пор из-за гормонов у меня идут месячные, ну и вообще гормоны важны для профилактики заболеваний, которые могут возникнуть из-за менопаузы. Когда я начала их принимать, особенно не почувствовала изменения, разве что стала себя лучше чувствовать психологически, потому что вернулись месячные.

После развода мой муж вернулся в Россию, а я осталась в Германии, живу недалеко от Штутгарта. Я уже девять лет встречаюсь с другим мужчиной, и где-то год назад я еще раз обратилась в клинику, чтобы попробовать забеременеть с помощью ЭКО. Мой нынешний партнер немец, он старше меня на 10 лет, и у него есть взрослый сын. Прежде чем мы сошлись, я сказала ему, что ребенок — это моя мечта и моя цель, и он меня понял. Он ответил, что не против, но не ставил это в приоритет, сказал: «Для меня важнее ты, а не ребенок». Он давно хотел девочку, и скоро она у нас будет.

На то, чтобы забеременеть, у меня ушел примерно год. Я делала ЭКО в Чехии, потому что в Германии запрещено использовать донорские яйцеклетки. У меня получилось забеременеть с третьего раза. В Чехии все на поток поставлено, у них огромный опыт. Сейчас у меня 28 недель беременности. Я этому очень рада, ведь я уже почти не надеялась.

Беременность проходит нормально, только возраст дает о себе знать — мне уже 42 года — и стало беспокоить повышенное давление. Я постоянно пью таблетки, которые мне выписал врач, и слежу за собой, лишь бы выносить ребенка.

Я осознала, что у меня за болезнь, только в 40 лет: когда мне поставили диагноз, я не стала в него особенно вникать и что-то изучать дополнительно, к тому же все документы были на немецком языке, который я тогда еще не очень хорошо знала. А тут, когда осознала, я даже немного обидела маму, позвонила ей и сказала: «Ну вот, инвалида родила на свет». Она была в шоке, начала говорить: «Что же я такого сделала неправильного?». Но от нее это не зависело, конечно. Потом я ее успокоила. В принципе все не так страшно: физически все нормально, самая большая проблема для меня с репродуктивной функцией — отсутствие яйцеклеток.

Сейчас я задумываюсь: может быть, я так сильно хочу ребенка именно потому, что у меня отобрали такую возможность? Может быть, если бы я могла иметь детей, это для меня было бы не так важно? Но когда шансов не остается, начинает казаться, что обязательно надо, что теряешь в жизни что-то важное. Поэтому по поводу донорской яйцеклетки я даже особенно не задумывалась: я давно поняла, что у меня яичники не работают и своих генетически детей не будет.

Мне кажется, что, если бы я даже под кустом нашла ребенка, я бы взяла его. Но, опять же, наверное, я так рассуждаю, потому что я еще не до конца понимаю, как это — быть мамой. Посмотрим, как у меня получится, когда я 42 года привыкла жить для себя, и тут вдруг такая ответственность — ребенок.

Впервые я почувствовала ухудшение состояния шесть лет назад, когда мне было 37. У меня тогда как раз начала развиваться карьера: я работала финансовым директором, и у меня в жизни все было супер.

Но вдруг со мной стало происходить что-то странное. Первым симптомом было жжение языка. Я подумала, что просто пью слишком много кофе. Затем решила, что, может быть, у меня подскочил сахар, потом еще что-то новое придумала. Но ничего не подтверждалось, все было в норме. Потом появилась ужасная сухость слизистых во рту и в носу. Затем начали болеть мышцы, стало сложно сидеть по восемь часов на работе. Началась какая-то тряска внутри: я сижу, и у меня как будто все вибрирует, даже кишки. Потом я стала очень сильно потеть по ночам: просыпалась мокрая как мышь, хоть выжимай простыни.

В какой-то момент появились проблемы с костями, с позвоночником, начали как будто отниматься ноги. Случалось, что я садилась и не могла встать, иногда не могла опереться на ногу. К этому добавились головокружения, предобморочные состояния, что-то вроде небольших панических атак. Какая-нибудь мысль проскочит, даже неважно, хорошая или плохая, и у тебя такая реакция, как будто вначале в мозг, а потом в желудок что-то падает, и все тело становится ватным. То есть ты только что стоял или работал, и вот тебе срочно нужно лечь.

Руководство компании, где я работала, пыталось войти в мое положение. Директор даже оплачивал массажистов и консультации остеопата, невролога, но все это мне не помогло. Коллектив у меня был мужской, руководитель тоже мужчина, от этого мне было особенно неловко из-за моей слабости — я думала: ну и зачем я им нужна такая теперь.

Через три месяца я поняла, что больше не могу. Когда ты занимаешь руководящую должность, просто невозможно быть в таком состоянии. У тебя большая ответственность, за тобой люди. Мне пришлось уволиться. Сейчас я понимаю, что с увольнением у меня, можно сказать, жизнь закончилась — это по мне больно ударило, потому что я долго шла к этой должности.

К каким только врачам я тогда ни ходила, но никто из них не смог сопоставить симптомы и предположить, что это может быть перименопауза. Да я и сама не могла подумать, что со мной может такое случиться в 37 лет.

После увольнения я не работала три года — слава богу, у меня была такая возможность. Я понимаю, что не все женщины могут себе это позволить. Когда я уволилась, у меня были накопления, и муж, конечно, тоже помогал, но я такой человек, что старалась вписываться в свои финансовые возможности. Поэтому через три года, когда финансовые лимиты исчерпались, я решила снова выйти на работу. Конечно, уже не на руководящую должность, а простым бухгалтером. Так я проработала несколько лет — и это ощущалось как постоянная борьба, нужно было все-время быть начеку в ожидании приступа.

Мне вообще стало трудно находиться в социуме, начало казаться, что я какая-то не такая. Весь мир бегает, торопится, чему-то радуется, а я — нет: ничего не хочется, да и не могу даже ничего толком делать. Странно и страшно это ощущать: только что ты все могла, была такая классная и активная — и вдруг вообще ничего не можешь.

У меня сократился круг общения в связи с этим состоянием, появилась эмпатия и гиперчувствительность. Раньше было много знакомых более статусных, хотелось со всеми общаться, в том числе для продвижения по работе, была светская жизнь. А сейчас у меня остались только близкие подруги, с которыми мне легко.

В итоге эта перестройка организма шла где-то пять лет, а на шестом году у меня уже начались именно климактерические симптомы: жуткие приливы, частые ночные мочеиспускания, опущение органов малого таза. Походы в туалет ночью были каждые полчаса-час, я могла не спать вообще всю ночь. Сходишь в туалет, ложишься, пытаешься заснуть, не получается сразу и понимаешь, что опять нужно в туалет.

Полгода назад, перед тем как начать принимать гормонозаместительную терапию, я лежала, просто не вставая, как будто в апатии. Перед этим я переболела коронавирусом, и так до конца и не пришла в норму. Лежала и думала: кому я такая нужна, кому вообще могу приносить пользу и радость. Тогда я поняла, что без гормонов не справлюсь. К этому моменту я уже перепробовала все фитопрепараты, все БАДы, которые только существуют, но ничего из этого не помогало.

Тогда мне наконец поставили диагноз — менопауза, потому что анализы на гормоны показали соответствующие результаты. До этого никто так и не смог определить, что мое состояние связано с перименопаузой: каждый врач видел свою симптоматику и начинал лечить именно ее. Это хождение по врачам было очень долгое и довольно страшное, так как я подозревала у себя разные болезни и старалась, насколько возможно, об этом не думать.

Фото: Milo Weiler / Unsplash

У моей мамы тоже был довольно ранний климакс. Он начался в 45 лет, но таких сумасшедших проявлений, как у меня, у нее не было, а были только классические симптомы типа приливов. Почему именно у меня появились такие проблемы со здоровьем, которые практически разрушили мою жизнь, я не знаю. Наверное, просто с каким-то количеством женщин так случается. Может быть, на гормональный фон повлияли сложные роды, которые были 20 лет назад: мой ребенок тогда умер, и я долго лежала в больнице. Однако моя вторая беременность через несколько лет после первой и роды прошли без каких-то осложнений.

Гормональный препарат, который мне выписали, мне подошел. В первый же месяц стало легче, пропали стандартные климатологические симптомы: приливы, мочеиспускание, головокружение, меня стало меньше потряхивать. Психологическое состояние тоже улучшилось — наконец захотелось что-то делать. Благодаря гормонам мне удалось обойтись без помощи психолога. В целом сейчас я уже почти вернулась к своему прежнему состоянию.

Но я все равно пока не тороплюсь скорее бежать снова на работу, потому что вдруг силы опять закончатся. Я пытаюсь двигаться осторожными шажками и хорошенько обдумывать все свои решения. Хочу глубже разобраться в том, что происходит с организмом.

Я всегда была для своего мужа идейным вдохновителем, в нашей паре я всегда тянула вперед и была более инициативной. У меня была выше должность и зарплата. А он всегда следовал за мной, поэтому, когда у меня произошел срыв, ему было очень тяжело. Он не понимал, что делать дальше. Смотрел на меня глазами кота из «Шрека». Это мне тоже не добавляло бодрости — казалось, что я своим состоянием подвожу семью.

Когда я окончательно поняла, что у меня менопауза, мне пришлось рассказать об этом мужу, хотя не очень хотелось это делать. Думаю, ему было неприятно услышать эти слова — «менопауза», «климакс». Он, конечно, никуда не убежал, но было заметно, что ему не совсем комфортно от этого знания. С сыном мне тоже пришлось поговорить: он спрашивал, почему я не выхожу на работу. Я объяснила ему, что происходит, что в жизни женщины может наступить такой период. Он как-то сразу понял меня лучше, чем муж, даже стал более нежно ко мне относиться.

Но с мужем отношения тоже постепенно улучшаются: когда ты здоровый, а не больной — жизнь в целом налаживается. Думаю, что чем лучше мое состояние, тем комфортнее атмосфера в доме. Так что не знаю, какими были бы наши отношения, если бы мне не стало лучше.

Сообщение «Подумала, что просто пью слишком много кофе» появились сначала на Журнал «Холод».