«Почему я должен уезжать? У меня дома есть охуенный нож»

Панк-рэп-дуэт «Шумные и угрожающие выходки» давно известен в леворадикальном, анархистском и андерграундном сообществах. Еще до войны они пели песни, в которых встречались строчки «Джохар, возвращайся, они охуели!», «Наша держава — наша личная мерзость!» или «“Русский мир” представляет опасность». В 2022 году «Выходки» выпустили альбом, полный ненависти к государству — «Засранцы против ГАИ», — а весной 2023-го отправились в свой первый заграничный тур. Закончив его в Ереване, группа несколько дней назад вернулась в Россию: оставаться в стране — это принципиальная позиция автора текстов и вокалиста Егора Древлянина и барабанщика Сани Торнадо. О ней, а также об опыте психиатрической клиники, войне и антифашизме в 2023 году с музыкантами поговорил редактор «Холода» Максим Заговора.

У вас закончилась заграничная часть тура. С какими чувствами вы возвращаетесь в Россию?

Егор Древлянин: Грустно, что я сейчас вернусь и буду там жить. И не буду видеть всех этих людей, которые из России уехали. Грустно, что они останутся здесь.

А сами вы не думали уехать из России?

Саня Торнадо: Я русский человек, я говорю по-русски, я живу в своей стране — Россия называется. Почему я должен уезжать? Это моя родина, я ее люблю, и я не намерен давать слабину, бояться или типа того. У меня дома охуенный нож, очень острый, если кто-то придет ко мне домой, то я просто этот нож достану — у меня такая позиция.

Егор Древлянин: Я буду жить в России, у меня к ней огромная любовь, как и у моего товарища по группе. Там всегда есть что посмотреть, я до сих пор ее всю еще не видел, на Дальнем Востоке осталось много интересных мест, где я не бывал. По ней можно кочевать бесконечно, и везде красиво, везде интересно, везде остались люди хорошие, а уезжать, чтобы как-то позаботиться о себе, просто уже не интересно.

Я видел, как у вас на концерте человек порвал паспорт под песню «Рвать паспорта».

Егор Древлянин: Это часто происходит. Раньше их поджигали даже, но это чревато большими проблемами с пожаркой: если она сработает, концерт отменится. Помню, как чувак бегал по второму ярусу и тушил паспорта из пятилитровки. Потом уже, да, просто рвали. Причем это только в России происходит, за границей такого не было.

Я буду жаловаться бате
На том свете
У суки сукины дети
Обнуляй дело «Сети»
Смерть в сигарете
Матюки на кассете
Прячу кастет в газету
Вы за все ответите
Жить неуместно
Знай свое место
Самое время рвать паспорта
Груздем назвался
Будешь изрезан
Самое время рвать паспорта

«Шумные и угрожающие выходки» — «Рвать паспорта»

Вы сказали: «‎Не намерен давать слабину». Отъезд — это слабина? ‎

Егор Древлянин: Для меня он бы был ею, да. У других свои причины. Не все готовы сидеть в тюрьме и умирать. Страх — это сильная штука. И перед страхом многие, я думаю, дали бы слабину. Впрочем, это не какая-то постыдная слабина, это скорее слабость, невозможность сделать что-то с нынешней ситуацией, как-то ее изменить. Это отказ, уход. Недавно у вас вышло интервью с [акционистом Александром] Бренером, он хорошо про этот уход все объяснил. Вот это, я думаю, хорошая позиция.

Вы говорите, что не все готовы сидеть в тюрьме. А вы готовы?

Егор Древлянин: Я не вижу других альтернатив и серьезно об этом думаю много лет. Я политизированный человек года с 2012-го: состоял в левом движении, был участником «Автономного действия» (анархо-коммунистическое объединение. — Прим. «Холода»), антифы — всех вот этих инициатив левацких. Я этим занимался, горел, большинство знакомых в музыкальном мире у меня появились именно оттуда, и интерес спецслужб к нам появился уже тогда. Я знаю, что они приходили ко мне в университет, в психушку, мы видим их на концертах иногда — стоят люди: одеты как дебилы, снимают все на «‎рукавичку», короче, явно не музыку пришли послушать.

Саня Торнадо: А я не буду сидеть в тюрьме. Я буду драться.

Егор Древлянин: Я не пойду на войну — вот это могу точно сказать, а там уж как получится.

Саня Торнадо: Да так уже было в 2016-м, когда мы попали под призыв. Все говорили: ты пойдешь в армию стопудово. Многие с этим смирились и спокойно шли служить. А я тогда подумал: нет, не хочу. Пришел просто на призывную комиссию и сказал: «Я не буду служить». Мне ответили: «Хорошо, тогда ты идешь в психушку». И я пошел. Надо просто обозначить свою позицию и дальше действовать по ситуации. А люди, как правило, даже сказать не могут, что они хотят, а чего не хотят.

Егор Древлянин: А я ничего не говорил, мне сразу выписали направление.

Поясним для читателей, что вы познакомились в психиатрической клинике, когда оба косили от армии. И как там все было устроено?

Егор Древлянин: Ну, тебя тестируют по-всякому, задают вопросы, наматывают провода на голову, всякие тесты проводят. И две недели тебя так мурыжат.

Саня Торнадо: У меня не совсем так было, как у него. Я просто лежал на койке, читал книги. Никаких таблеток, ничего такого. Вокруг — симпатичная компания, люди антивоенных взглядов, без заболеваний реальных. Просто какое-то место встречи.

Егор Древлянин: Мы там проходили как тестируемые, а не пациенты. И в итоге сказали: ну все, служить не будешь.

Саня Торнадо: Не можешь иметь оружие, водить машину и служить в госорганах. А мне ничего из перечисленного нахуй и не надо.

Егор Древлянин: Но мне сказали: так и так, у тебя есть проблемы, оставайся лечиться. И я остался, пока в больницу не пришли фээсбэшники и не потребовали мою историю болезни, чтобы к делу прикрепить. Лечащий врач сказал, что может дать мне с собой побольше таблеток бесплатных, и я уехал на вахту — потерялся там, страшно было.

Вахта?

Егор Древлянин: Мы оба археологи — археологическая вахта. Суть в том, что ты просто копаешь лопатой — и тебе платят за это деньги.

Саня Торнадо: То есть скорее как чернорабочие.

Егор Древлянин: Но ты должен понимать, как копать и что копать. И когда перестать копать.

Саня Торнадо: Ты становишься специалистом — но без «корки».

Егор Древлянин: Да, ты не научный работник, но и просто мужиков с улицы туда не берут.

Вы состояли в антифа. Как вам кажется из мая 2023-го года, антифашизм победил фашизм?

Егор Древлянин: Нынешние военные события показали, что противостояние «фа» и «антифа» было просто глупыми игрушками детей, которым некуда было выплеснуть свое насилие. Мне это никогда не было интересно, я не участвовал в этих перепихонах, когда вы деретесь состав на состав, выслеживаете друг друга, из пистолетов травматических стреляете. Меня интересовала именно политическая сторона вопроса, сама идея антифашизма как одна из неотъемлемых составляющих анархизма, как борьба за равноправие полов, борьба против насилия в отношении животных. Сейчас, думаю, только те антифа, которые «зетанулись», думают, что антифашизм победил.

Саня Торнадо: Мне изначально казалось, что это все какие-то пустые идеи и что не было как такового движения. Просто чуваки хотели подраться, и все, нашли причину.

Эти дни / Тяжело не остаться тупицей / Проснуться в обед и перекреститься / Скоропостижно напиться / Оскалиться в рожу сержанту полиции

Каким было ваше самое близкое соприкосновение с силовиками?

Егор Древлянин: Ничего серьезного. После протестов из-за дела Ивана Голунова я в автозаке отсидел часов 10, суд мне штраф 10 косарей присудил.

Саня Торнадо: Это было очень смешно: мы стояли все вместе, а потом такие: ну, пойдем покурим — и встали отдельно, спинами к прохожим, как будто мы не при делах, просто стоим курим. И подходят эти чуваки, «космонавты», и выдергивают именно Егора, хотя нас было человек 10, наверное. И человек-«космонавт» говорит: бросай сигарету, а Егор говорит: я не могу, вы же мне обе руки заломали.

Егор Древлянин: У меня сигарета к губе прилипла, я не мог ее выплюнуть.

Саня Торнадо: Но «космонавт» все равно говорит: бросай-бросай, а Егор: не могу бросить, освободи руку! Он ему одну освободил, и Егор начал дико докуривать.

Егор Древлянин: Короче, посидел в автозаке 10 часов с мужиками. В одном автозаке с этим, кстати, Демушкиным, который из «Славянского союза» (националист, председатель обвиненных в экстремизме и запрещенных организаций «Славянский союз», «Славянская сила», «Русские». Организатор «Русских маршей». — Прим. «Холода»). Придурок конченый, такое чмо, конечно: стоял, говорит, российским флагом размахивал в День России, а меня задержали. Дайте пауэрбанк, мне надо дать интервью «Радио Свобода» срочно. Там какой-то чувак из Госдумы, блядь, приехал его освобождать. А остальные пацаны — не с левого или правого движа, а просто политактивисты, неравнодушные граждане — не знают же, кто такой Демушкин. Они такие: на, мужик, держи пауэрбанк, а ты что, какой-то известный, что ли, что за интервью? А он им: ну, я врио главы Барвихи. А про то, что он людей убивал и тренировал других людей убивать людей и что в тюрьме за это сидел, он умолчал, сука ебаная (связь «Славянского союза» как организации с убийствами не была доказана, как и участие в них лично Демушкина. В тюрьме он сидел за «экстремизм» — Прим. «Холода»).

Еще вас допрашивали по делу «Сети».

Егор Древлянин: Да, по нему наш близкий друг сидит, Витя Филинков. Меня защита приглашала как свидетеля. Ну и на свиданки я к нему ходил в это СИЗО фээсбэшное в Питере, возле которого еще группа «Война» акционировала — хуй на Литейном [мосту] рисовали.

Тексты «Шумных и угрожающих» ультрасоциальны, вы против войны. Но про войну у вас нет ни строчки. Почему?

Егор Древлянин: Ну это дебильно.

Почему про ментов не дебильно, а про войну дебильно?

Егор Древлянин: Я никогда тексты в лоб не пишу. Люди понимают то, что мы говорим, знают нашу позицию, против чего мы выступаем. Но просто выходить на сцену и петь: «Война — это плохо», «Война — это отстой» — это идиотизм. Для этого есть всякие Noize MC и Арсении Крестители, которые поют для тупых людей, не умеющих в абстрактную обработку информации. Я себя все-таки считаю не хуем собачьим, а поэтом.

Кого из так называемых поэтов-песенников вы любите?

Саня Торнадо: Мне нравится «АукцЫон» — как Леня [Федоров] проговаривает свои текста.

Только тексты в «АукцЫоне» пишет Дмитрий Озерский.

Саня Торнадо: Значит, нравится, как Леня проговаривает тексты Озерского.

Егор Древлянин: Я обожаю Бориса Усова покойного (лидер групп «Соломенные еноты» и «Утро над Вавилоном» — Прим. «Холода»), охуевший поэт, просто волшебный. А так я очень много русской музыки слушаю, мне очень нравится [поэтическое] слово именно в песнях, на поэтических вечерах мне труднее.

Вы как-то сказали, что «русский язык — самое нормальное, что есть русского».

Егор Древлянин: Да, это охуительный язык вообще.

Саня Торнадо: Но при этом он [Егор Древлянин] знаешь как говорит? Я ему говорю: «Гоголь — величайший русский писатель», а он мне говорит: «Нет». Придурок.

Егор Древлянин: Потому что не «величайший», а «великий». Не надо подменять одни слова другими. Меня из психушки из-за этого не хотели выписывать, потому что я им говорил: «Правда выше, чем истина!» Потому что «истина» — это слишком высокопарное слово, а правда — она не выебывается, и она для всех одна. А истиной как понятием могут манипулировать очень разные люди. И они такие, в психушке: нет, ты не прав, и пока ты не поменяешь свою точку зрения, блядь, мы тебе не уменьшим дозировку препаратов.

Серьезно?

Егор Древлянин: Да! Полный пиздец. И вот с Саней — точно такая же история. Я говорю, что не могу назвать Гоголя величайшим, он великий. А он не унимается.

Саня Торнадо: Он величайший!

Кажется, есть риск, что Гоголь больше не будет считаться русским писателем.

Егор Древлянин: Да, он украинец.

Саня Торнадо: Ты еще говорил, что он великорусский.

Егор Древлянин: Это уже не наше дело, этим другие люди пускай занимаются.

Вы любите русский язык и любите Россию. Но в ваших песнях звучит дикая ярость в отношении России, а порой и откровенная ненависть.

Егор Древлянин: Нет, это ненависть к «русскому миру». «Русский мир» представляет опасность, я в этом не сомневаюсь.

Русский мир — представляет опасность.
Скучная мина,
постные щи,
в наушниках барабанщик молчит.
Барабаны молчат
на полке в ломбарде,
ломает каблуки об асфальт
национальная гвардия.
Барабаны молчат,
продавец продаёт свою совесть.
Национальная гвардия
на улицах
мегаполиса!

«Шумные и угрожающие выходки» – «Национальная гвардия»

Мы сами из колонии, из Сибири, там огромная история выкачивания денег и геноцида местных народов, который и сейчас продолжается, когда их туда [на войну] отправляют штабелями. Сначала их загнали в бедность, а теперь типа пойди умри за рубль.

Понимаешь, я вообще татарин, но я русский человек при этом. Русская культура, русский язык, уровень владения русским языком — это все я. Я русский человек, и я буду говорить об ужасах своего мира, потому что я это знаю, понимаю и могу об этом рассказать так, как умею. «Все государства — концлагеря», как раньше говорили люди, которые теперь тоже «зетнулись» (речь о хардкор-панк-группе «Пурген». — Прим. «Холода»). Я должен бороться со своим концлагерем, поэтому я рассказываю об ужасах «русского мира» — я его боюсь пиздец. В каждой стране есть люди, которые говорят о своем, и я буду про свое говорить.

Саня Торнадо: Я эту штуку осознал в детстве. Помню, что писал слова «лес» и «лиса» неправильно, типа у меня «лес» был через «и», а «лиса» через «е». Я все никак не мог понять, что с этим делать, а потом меня мать заперла в комнате, дала мне такую маленькую книжку, «Вечера на хуторе близ Диканьки» называлась, и говорит: читай! Пока не прочтешь — не выйдешь. Я сначала долго психовал, в стены бил, а потом подумал: если правда не выйду, нужно прочесть. И там ведь уже в начале эта, блядь, ярмарка миргородская, и там шла свадьба, и все веселились, а когда последний упал, по степи разошлась тишина. И типа так же наша жизнь: ты сперва хорошо веселишься, а затем тишина. И вот в этот самый момент я понял почти все, что мог понять. И про русскую культуру, и про наш народ, и про страну эту нашу.

Егор Древлянин: Гоголь! Великий русский писатель.

Саня Торнадо: Величайший!

А что насчет родного Омска? Вы любите его?

Саня Торнадо: Я люблю Омск, но его, конечно, испоганили в последнее время.

Егор Древлянин: Омск сделали типа нормальным городом. У нас была мэрка — [Оксана] Фадина, она подошла к своей работе как к украшению свадьбы и уничтожила всю эту хтонь ебучую, которая, вообще-то, сформировала меня как человека.

Саня Торнадо: Теперь мы приезжаем в Бийск и говорим: вот Бийск — это хороший город.

Егор Древлянин: Или Пермь. Там тоже как в нулевых, как после бомбежки. Но вообще да, Омск — это золото. Я туда обычно отдыхать езжу. Я так живу, знаешь, три месяца тут, три месяца там, я же чурка-кочевник, мне надо постоянно перемещаться, и вот Омск — это когда подзаебался кочевать, то ты приезжаешь и там отдыхаешь, как в санаторий. Там супердешево, просто и приятно — все эти просторы, болота. И там всегда солнечно — это самый солнечный миллионник в нашей стране.

Саня Торнадо: Когда ты прилетаешь в Омск, то вот ты только что сидел хмурый в самолете, а приземляешься — и у тебя улыбка. Ты даже не можешь ее убрать, она просто есть, ты смотришь по сторонам, улыбаешься и ничего не можешь с этим сделать.

Егор Древлянин: А я заметил другую хуйню, тоже в самолетах. Когда мы начали летать, я узнал, что, когда люди приземляются, они аплодируют. И вот я впервые приземляюсь в Омске, а все молчат. И я поворачиваюсь, смотрю, будет ли кто-то хлопать или нет, и вижу, как человек просто слезы вытирает. Это круто, обожаю!

Я тряпка, а не мужик — это раз / Я животное — это те два / Мне не стыдно быть русским, мне стыдно быть похожим на вас

Давайте вернемся к вашим песням и стихам Егора. Объясните механику их создания. Текст пишется сначала как стихотворение или он уже ритмически как-то сформирован?

Егор Древлянин: Нет, я просто пишу на бумаге, а музыку мы почти никогда сами не писали. Мы всегда сотрудничали с ребятами помоложе, в основном с начинающими артистами, которые умеют, но с меньшей базой слушателей. Они нам скидывают готовую музыку, Саня садится, слушает ее один раз, потом барабанит, а потом я сажусь и записываю вокал. А репетируем мы уже на концертах. Я просто мобильник с собой вожу и врубаю минуса.

Саня Торнадо: Нам такую красивую музыку пишут, что ты под нее не можешь не играть красиво. Я по тысяче раз переслушиваю наши минуса, и они мне всегда так нравятся, что сразу появляются силы. Ты просто сидишь и делаешь свое дело.

Егор Древлянин: Телефон — наш идеальный третий участник группы. Он никогда не ошибается, не лажает.

Хотели бы заменить его на живых музыкантов?

Саня Торнадо: Ни в коем случае.

Егор Древлянин: Это бы сильно повлияло на нашу концертную свободу. У нас была группа на четыре человека, но ты устанешь собирать их всех: у кого работа, у кого что-то еще, а так мы вдвоем сели и поехали. Вообще, группы из двух человек самые живучие, это идеально. Тебе не скучно в дороге, потому что с тобой всегда братишка. Мы уже столько лет вместе. И психушку, и тайгу прошли, и библиотечный техникум, и археологию.

Вам важно жить с приключениями?

Саня Торнадо: Мне вообще жить не нравится.

А вы думали, что с вами будет лет эдак в 40 лет?

Саня Торнадо: Вообще поебать.

Егор Древлянин: Мне кажется, это хуйня будет собачья. С таким режимом, с такими занятиями это будут только бесконечные болезни, страдания, одиночество и еще раз болезни. Очень много болезней будет, я думаю.

Что же останется после меня / В интернете немножко, в рублях нихуя

Сообщение «Почему я должен уезжать? У меня дома есть охуенный нож» появились сначала на Журнал «Холод».